Прочел Сашин опус и вспомнил свои залеты. А дело было так…
Узел связи практически ничем не отличался от вечно выдраенной до блеска казармы. Поддерживать чистоту, в общем, было не сложно, раздражало иногда лишь то иезуитское наслаждение отдельных "дедов", которое они испытывали, заставляя делать совершенно бесполезную работу. Служил и у нас один такой, часто забавлялся тем, что в линейно-аппаратном зале проводил с одним забитым пареньком строевую подготовку, причем заставлял того предварительно разуваться, дабы не портить линолеум, который мы же потом и натирали до блеска. Сам же восседал на стуле посреди помещения и подавал команды. Даже сейчас, через столько лет, помню то огромное желание врезать ему в самодовольную физиономию. Видимо "дед" чувствовал мою "симпатию" к нему, а поэтому со мной таких фокусов не проделывал, но зато на полотерном фронте я частенько отличался. Как раз полотер и послужил, в конце концов, орудием возмездия.
Как-то после очередной уборки я занес его в умывальник и, поставив инструмент в угол, задумался, стоя у окна. При этом правой рукой оперся на ручку полотера, а левую засунул в карман.
- Да ты борзый, молодой!- услышал я за спиной.
- Да я тебе сейчас карманы зашью, до дембеля так ходить будешь!- расходился наш старичок.
Следующие несколько мгновений как-то выпали у меня из памяти, очнулся я тогда, когда прижал ручкой полотера горло несчастного к стене. Он сильно побледнел и … шепотом попросил отпустить.
Шум в ушах немного прошел, я начал осознавать что творю. Полотер вернулся на место, а наш дедушка выскочил из умывальника как ошпаренный.
С тоской я ждал неминуемой расправы. Обиженный старичок, конечно, пожаловался своим годкам, но, к счастью, он не пользовался большим авторитетом и мне экзекуцию не стали устраивать, а только несколько человек в шутку обозвали борзым.
Конечно, наказание мне определили, но шума поднимать не стали. Наш замкомвзвода, отслуживший всего на полгода больше чем я, подошел вечером и сказал, что официально наказывать меня не станет, но в наряды ходить буду теперь через день. Я хорошо запомнил его ухмылку, ему явно нравился мой поступок. Так я стал вечным дневальным… на целых два с половиной месяца. Однако, если для иных служба в наряде была в тягость, то мне здесь было гораздо легче: никто не капал на мозги, натирай себе до блеска краники суконкой или стой со штыком у тумбочки, даже постоянные недосыпания не портили настроения.
С тем "дедом" больше стычек не было, да и он, в конце концов, пересмотрел свое отношение к молодым и даже, уходя на дембель, многозначительно пожал мне руку.