Случилось это в середине 70-х у китайской границы Хасанского района Приморского края, во времена испорченных отношений с ранее дружественным Китаем, где тянул солдатскую лямку в гаубичном дивизионе 48 мотопехотного полка.
С первого же дня появления моего в дивизионе вспыхнула сильная и взаимная антипатия к начштабу, и началась промеж нас не объявленная холодная война. За два года было много стычек, в которых, используя разное оружие, мы попеременно одерживали победы. Его оружие, конечно, калибром было крупнее: мог публично унижать меня, отдавая явно вздорный приказ, прекрасно понимая, как мучительно было для меня исполнять такое, и многое еще чего, вплоть до объявления наряда или отправки на губу за придуманный проступок. Я понимал, что войны этой мне, конечно, никогда не выиграть, за ним была система, а я бесправен, как раб, но в каких-то сражениях, имея намного более скромный арсенал для обороны, все же умудрялся найти для него ложку дёгтя, чтобы ему служба медом не казалась, к примеру, идиотически услужливую форму исполнения приказов.
Но, однажды, приметив, как я, некурящий, досадую на курильщиков из-за их привычки кидать куда попало окурки и спички, приказал он мне, с ехидной полуулыбкой, собрать на территории дивизиона 500 окурков! За один час! Сознавая невыполнимость задания - при всём желании я не смог бы столько найти, - не рвался исполнять. Быстро нашел картонный тубус от какого-то реактивного снаряда, и во всех близлежащих курилках вытряс урны. Плотно уложив ровно 501 окурок, с чувством выполненного долга прилег в благодатном летнем тенёчке ждать окончания срока,- в большей степени моральной, нежели физической, - экзекуции. Ожидания сопровождались сладкой дрёмой и мстительным воображением триумфального появления пред капитаном с неприятным для него сюрпризом.
И вот, наступило время "Ч", входя в образ, надел глупо-услужливую а-ля швейковскую маску, и с лихой решимостью двинул в штаб. Минута в минуту избыточно громко постучал в дверь, услышав разрешение войти, резко распахнул её, и, вбивая в пол кирзачи, разношенные до 47 размера, понес в вытянутой перед собою руке, через всю комнату, к столу капитана, "заряженный" тубус, как сапер мину. Не давая опомнится от грохота и слоновой грациозности моего "дефиле", быстро достиг стола в глубине комнаты, где, откинувшись на спинку стула и выпучив глаза, оторопевший от моей наглости, замер начштаба. Глубоко вдохнув, я преувеличенно громко прогудел:
- Товарищ капитан, ваше приказание выполнено, проверьте, здесь 501 бычок, - и вытряхнул пред ним слипшиеся, грязные и вонючие окурки на стол.
Надо заметить, слово "бычок" означает окурок, повторно используемый курильщиком в состоянии крайней степени нужды, таким образом, как бы говорил капитану: На, кури!
- Идиот! - взвизгнул он, при этом вылетел из своего кресла, словно сидел до сих пор на пружине, - убери немедленно и выброси, - визжал он, с омерзением глядя на отвратительную кучу.
- Щас, разбежался, - думал я, смахивая окурки в тубус, и мысленно показывая ему кукиш, - так я их и выбросил!
Но в слух рявкнул:
- Так точно, идиот, разрешите идти?
- Иди, - выдавил он. Уже за дверью услышал за спиной ещё раз: Идиот!
Конечно, он понимал, что, изображая идиота, я его вовлекаю в идиотизм ситуации. Но мог ли он мне запретить быть идиотом?!
Ну, а окурки я спрятал - на всякий подобный случай. Я ж не идиот. Пусть будет, кто знает до какого идиотизма дойдут отношения. И точно, как в воду глядел, но это уже совсем другая байка.
5
Сумма баллов: 280 Количество оценок: 56
Оценивать байки могут только зарегистрированные пользователи
Самое поразительное,что этот случай имел место быть!
Долгое время в дивизионе помнили показательный сбор окурков оттуда и пошла идиотская традиция - хоронить окурки на сопке Крестовой....
Было такое и у час в учебке, только окурок мы под руководством ротного хоронили. Окурок на плащ-палатке, яма 2 на 2 и прощальная речь о вреде курения и т.п. Кстати, через неделю, во время марш-броска, ротный на этой просевшей под ним яме, сильно подвернул ногу. Когда мы его несли в полк, на ехидное "не рой яму другому", он не реагировал. Ему было больно, а нам за эту реплику, было стыдно.
