Лето 1978... Учения в братской Литве.
Такие большие, аж под руководством самого Устинова... Поэтому наш экипаж радиорелейной станции образца 1945 победного года на 157 "Захаре"* был забыт в милом местечке на хуторе под Паневежисом. Мол, вдруг маршалу наша таратайка времен его боевой молодости на глаза попадется, слеза, навернется от воспоминаний, рука дрогнет, голос треснет, ученья сорваны, условный противник в лице НАТО довольно ухмыляется...
Хозяйка хутора, молчаливая, аккуратная литовка средних лет, угощала нас молоком. Жалела... Да и на оккупантов мы не были похожи... Так, раздолбаи в военном...
Работящая деревенская тетка.
Мужа мы видели два раза. Тот, судя по взгляду в нашу сторону, угостил бы нас минимум дробью...
Чудное время солдатского безделья под грохот учебных стрельб и пролетающей на малой высоте штурмовой авиации было нарушено появлением из жаркого августовского марева незнакомого нам лейтенанта связи, начавшего с построения нашего экипажа в количестве 3 человек, распекания за неуставной вид и прочей хрени, столь любезной комсоставу...
Но этим юный Суворов не ограничился и в целях поднятия духа личного состава, обозначил боевую задачу: прокапывание траншеи "отсюда и до обеда".
Приказ есть приказ, начали ковырять канаву...
Но как-то не по-боевому... ***во, криво и не глубоко...
Но лужайка от наших боевитых действий по условной защите от условного противника как-то потеряла свою первозданную прелесть. Словно чулок пополз на элегантной женской ножке, так выглядела наша траншея...
Летеха же, отдав ясное и четкое распоряжение, удалился к хутору...
Примерно через час вернулся, красный как рак и с налитыми злобой моргалами.
Опять нас построил, заставил одеть "хэбэшки", застегнуть подворотнички и доложить об успехах.
Успехи были переменные и, чтобы взбодрить боевой дух, лейтенант, ослабив крючок полевого камзола и сняв треуголку, решил “личным примером” показать, как должна выполняться задача.
Схватив лопату, он ловко впрыгнул в нашу канаву и в стиле роторного экскаватора для рытья фортификационных сооружений зачастил саперной лопаткой...
Смотреть на этот пример нам было любо дорого...
Мы были просто восхищены! В движениях лейтенанта чувствовалась вся мощь его предков - потомственных землекопов...
Но картина сия была оборвана столь же внезапно как кончившаяся часть кинофильма про красавиц из кордебалета по причине заснувшего в будке киномеханика...
- Вот как надо! - сообщило начальственное лицо, покрытое веснушками и трудовым потом... Вперед!
Делать нечего, мы продолжили. Солнце стояло еще высоко...
Летеха присел на ступеньку кабины нашей станции и закурил, любуясь на наши быстро взмокшие спины...
- Да, - мечтательно глядя в сторону хутора, сказал он, - копать не к теткам на хутор бегать...
Чтоб три часа без перекуров молотили! Федоренко!
- Я!
- За старшего... Куда полез? На личном примере! Три часа!
И удалился...
Ну, поковыряли мы еще полчаса литовскую гордую землю, да воткнули штык лопату, разрубив червя, и закурили:
- Вот откуда этот *** нам на голову упал? - задал риторический вопрос Джагаев, по штату водила, по должности “дед”...
Ефрейтор Федоренко, черпак, как и я, глупо заулыбался и сказал как бы в пространство:
- А че он может нам сделать? На губу повезет?
- Это ему везет! - вдруг взорвался дембель Джагаев, - траншею ему копай! Я его самого в эту яму положу... и никто искать не будет!
Сказано это было столь убедительно, что мы переглянулись и посмотрели на Джагаева с интересом, как Станиславский с Данчеко.
Тот гордо смотрел в сторону хутора и в его зрачке отразился парящий в небе горный орел над снежной шапкой Кавказских гор...
- К Сауле пошел... Клинья бить...
- Вот ему ее муженек клин-то и вобьет... хохотнул Федоренко.
Джагаев словно очнулся от своих дембельских грез...
- Всякое бывает... Здесь русских не любят, - он зло прищурился и щелчком выбросил окурок в сторону хутора...
...Огромный раскаленный медный таз балтийского солнца наполовину влез в землю.
Наше отделение, закончив битву с траншеей, лежало, отдыхая, словно стая львов нежащихся в лучах заката перед ночной охотой.
Наши лица от этого света были марсианско-красноватые с иссине-зелеными тенями.
Летеха с хутора не возвращался и наше вечернее принятие пищи никто не тревожил.
Правда, обидно было остаться без двухлитровой крынки молока на ужин, так замечательно скрашивающее трудности и тяготы при употреблении и переваривании солдатского сухого пайка - судя по всему, ровеснику нашего “захара”, который так забронзовел, что стал похож на медный памятник... Хотелось залезть на кунх** и вытянув руку завернуть речугу про землю крестьянам, фабрики в жопу и штык в землю...
Но было лениво...
- Летеха-то, видать, овладел литовским замком... медленно пережевывая гречку с мясом (так было написано на банке), сказал Федоренко.
- А теперь мародерствует? - подхватил я метафору.
- Думаешь Сауле ему даст?
- С правом победителя не спорят...
- А я б его грохнул… - сказал Джагаев, облизав ложку...
- А потом ее? - сострил Федоренко, но сразу испугался и посмотрел на меня, ища поддержки..
- Ык, - икнул Джагаев – и ee... Траншея большая, десять человек можно закопать... А сказать, что солдатики
убили...
Он сладко потянулся и растянулся на шинели.
- Тепло, ну как дома... Федоренко! Сколько мне еще ваши рожи терпеть?
- 56 дней!
- Молодец, вольно...
- Подъем!
Эта команда, снившаяся мне еще лeт 10 после армии, словно граната, разорвавшаяся в кунхе нашей станции, имела для личного состава почти такие же последствия. Расшибая лбы и прочие конечности, друг об друга и о выпирающие части аппаратуры, мы с Федоренко вытиснулись из станции, пытаясь одеть “хэбэшки”, сапоги и определить свое местонахождение.
- Какой хер с горы тут разорался!
Из кабины вышел одетый, с ремнем в руке, Джагаев...
В свете огромной, не меньше солнца Луны, мы увидели нашего лейтенанта. Его состояние называлось просто: “вжопуужаленый”. Причем не пчелой или осой, а шершнем, не меньше.
Он бегал перед нами орал и метал молнии:
- Это что за разговорчики, товарищ солдат! - наскакивал он молодым петухом на старого сторожевого волкодава Джагаева.
- Это что за разгильдяйство?! - подскочил к нам с Федоренко наш Генералисимус.
- Где боевое охранение?! Почему спим?
- Так ночь же, - топчась на моих ногах, простодушно отвечал ефрейтор Федоренко.
- Я вам сейчас устрою ночь!
Развернуть боевую единицу! Время развертывания 32 минуты! Время пошло!
...Ну, через 32 минуты… это у нас хренушки вышло. Последний раз на норматив мы разворачивали станцию полгода назад...
Но через час тарелка релейной связи гордо реяла под Луной, и в ночные звуки через предательски громкие наушники ворвался ритм песни битлз. Средневолновый приемник был настроен мной на “Радио Люксембург”...
- Это что за хрень! Отставить!
Завопил у меня над ухом лейтенант.
- Есть отставить, бодро доложил я и, посмотрев на командира, вдруг увидел на его физиономии огромный фингал, сияющий не хуже Луны.
- Это "Битлз", товарищ лейтенант...
примечания
* Трехосный грузовик ЗИС157 образца 1957
** кунх - крытый кузов грузовика сделанный из жестких материалов (здесь
ов (здесь - помещение радиостанции).
3.9
Сумма баллов: 47 Количество оценок: 12
Оценивать байки могут только зарегистрированные пользователи
Это Сауле литехе дала? Или после того как Сауле дала дал ее мужик? Ну с мужиком-хуторянином ясно как дал... А вот куда и как дала Сауле.... Вопрос дискутабельный.....
